Статья 5. Пределы вмешательства суда

Статья 5 Европейской конвенции по правам человека защищает личную свободу и неприкосновенность граждан в контексте возможного лишения свободы в связи с задержанием и заключением под стражу.

Согласно статьи 5 Европейской конвенции:

1. Общий принцип – никто не может быть лишен свободы иначе как в порядке, установленном законом и Конвенцией.
2. Лишение свободы – исключительная мера со стороны государства и его органов, которая может иметь место только в случаях и в порядке, указанных в законе и Конвенции.
3. В допустимых случаях лишения человека свободы обязательно должны быть соблюдены установленные статьей 5 Конвенциипроцессуальные требования (условия) задержания и заключения под стражу.
4. Государство обязано соблюдать все положения статьи 5 Конвенции, а также следовать порядку задержания и ареста граждан, установленному национальным законом. Если национальный закон противоречит Конвенции, не соответствует ее положениям, приоритет имеет Конвенция.

Трактование понятий, используемых статьей 5 Конвенции

Ключевыми понятиями статьи 5 Европейской конвенции по правам человека являются:

• лишение свободы;
• задержание;
• арест;
• законное и незаконное лишение свободы.

К настоящему моменту российское уголовно-процессуальное законодательство, преимущественно, отвечает требованиям ст. 5 Конвенции, а используемые понятия и их трактовки – схожи.

Под «лишением свободы» Конвенция и прецедентное право ЕСПЧ понимают любые формы и виды задержания, ареста, помещения под стражу, ограничения свободы, которые:

• изолируют человека от общества;
• делают недоступными свободное передвижение, общение с неограниченным кругом лиц, выполнение профессиональных (рабочих, служебных) обязанностей.

Задержание и арест трактуются Конвенцией и российским процессуальным законодательством по-разному.

Правда, с точки зрения применения статьи 5 Конвенцииэто не имеет принципиального значения, поскольку, во-первых, и то, и другое – лишение свободы, во-вторых, нормы Конвенции вступают в силу с момента фактического лишения свободы, а не с момента оформления соответствующего процессуального документа.

Конвенция считает «арестом» первоначальное задержание по подозрению в совершении преступления. В России такая мера считается задержанием в порядке ст.91 УПК РФ. И, наоборот, то, что Конвенция понимает под «задержанием», в России считается арестом – помещением под стражу в качестве меры пресечения.

Принципиально важное значение имеет определение законного и незаконного лишения свободы. Законным считается такое лишение свободы, которое было осуществлено:

• при наличии оснований, установленных национальным законодательством и п. 1 статьи 5 Конвенции;
• в порядке, установленном национальным законодательством и с соблюдением требований п.п.2-5 статьи 5 Конвенции.

Иные варианты лишения свободы, а равно нарушение положений статьи 5 Европейской конвенциисчитаются незаконным лишением свободы.

На практике, исследуя вопрос законности/незаконности лишения свободы по конкретным жалобам, ЕСПЧ анализирует 4 базовых критерия:

1. Имелись ли в национальном законодательстве основания для лишения свободы.
2. Имелись ли основания для лишения свободы с точки зрения статьи 5 Конвенции.
3. Соблюден ли порядок лишения свободы, установленный национальным законодательством.
4. Соблюден ли порядок лишения свободы, установленный статьей 5 Конвенции.

Положительный ответ на все вопросы (и только на все) позволяет определить лишение свободы законным.

Основания лишения свободы

Их исчерпывающий перечень указан в п. 1 статьи 5 Конвенции. Обозначим их вместе с рассмотрением некоторых правоприменительных особенностей:

1. Содержание под стражей после осуждения, то есть вынесения обвинительного приговора.
2. Задержание или арест для обеспечения исполнения законного обязательства или за неисполнение законного судебного решения. Допустимыми, например, считаются задержания/аресты для установления личности или привод неявившихся по повестке свидетелей.
3. Задержание или арест человека при наличии оснований подозревать его в совершении правонарушения или в целях предотвращения правонарушения, или чтобы помешать скрыться после совершения правонарушения. Практика ЕСПЧ исходит из допустимости таких задержаний или арестов только в ситуациях, когда есть достаточные основания для подозрений либо существуют реальные риски того, что лицо скроется от суда, помешает правосудию, продолжит совершать правонарушение или совершит другое. Наличие оснований для подозрений должно быть убедительно доказано, как и другие обстоятельства, на которые ссылаются органы власти и их должностные лица при задержании или аресте.
4. Задержание несовершеннолетнего в качестве исполнения решения о его помещении под воспитательный надзор (специализированную среду открытого или закрытого типа) либо для того, чтобы несовершеннолетний предстал перед компетентным органом (судом).
5. Задержание душевнобольных, наркоманов, алкоголиков либо в целях предотвращения распространения инфекционных болезней.
6. Задержание или арест лица для предотвращения его незаконного въезда в страну либо лица, которое должно быть выслано из страны или выдано другому государству.

Гарантии для задержанных и арестованных

Определяя в п.п. 2-5 гарантии соблюдения прав и интересов задержанных и арестованных, статья 5 Европейской конвенцииустанавливает обязательный минимум для этого:

1. Пункт 2 требует незамедлительного уведомления задержанного или арестованного о причинах задержания/ареста и выдвинутом обвинении. Практика ЕСПЧ допускает применение этого положения к лицам, задержанным не только в уголовно-процессуальном порядке, но и в рамках других процедур. «Незамедлительно» – оценочный критерий, учитываются все факторы и обстоятельства, а также степень их влияния на ход событий, возможность защиты прав. Форма, способ, средства уведомления арестованного не имеют значения, главное – сообщение должно быть понятным для понимания. Предоставление информации по обвинению может быть ограничено, в том числе одним правонарушением, – сообщать весь перечень обвинений не требуется.
2. Пункт 3 применяется только по отношению к пункту «с» части 1 статьи 5 Конвенции. Норма обязывает государственные органы незамедлительно доставить задержанного (арестованного) к судье для рассмотрения законности задержания (ареста) и решения вопроса о дальнейшем содержании под стражей (аресте) или освобождении. «Незамедлительно» – в данном случае это в течение 2 суток (48 часов), иногда допустимо чуть больше, но понятие носит все-таки оценочный характер и подлежит анализу с учетом обстоятельств конкретного дела.
3. Пункт 4 перекликается с пунктом 3 статьи 5 Европейской конвенции, но не ограничен пределами действия. Положения пункта 4 наделяют задержанных (арестованных) безусловным правом поставить перед судом вопрос о законности лишения свободы и освобождении. Суд обязан безотлагательно рассмотреть этот вопрос. «Безотлагательно» не равно «незамедлительно». ЕСПЧ смотрит по ситуации, и допустимыми порой признавались сроки в 1-2 недели. Нарушением права, указанного в пункте 4, может являться, например, создание препятствий для обращения в суд или отсутствие возможности для реализации права.
4. Пункт 5 закрепляет право всех пострадавших от нарушения статьи 5 Конвенцииполучить компенсацию.

Некоторые особенности практики применения статьи 5 Конвенции

После совершенствования российского уголовно-процессуального законодательства в 2000-х годах и в последующее время целый ряд моментов, которые признавались ЕСПЧ нарушениями статьи 5 Конвенции, перестали быть актуальными.

Но в целом жалобы со ссылками на эту норму – частое явление. Проблема – многочисленные нарушения как Конвенции, так и российского законодательства в рамках правоприменительной практики.

К сожалению, «львиная доля» претензий адресована российским судам.

Основными причинами обращения в ЕСПЧ с жалобами к РФ являются:

• отсутствие оснований для задержания, ареста, продления содержания под стражей, недостаточность оснований либо недоказанность их наличия;
• отсутствие возможности эффективно оспорить задержание (арест), наличие или создание для этого препятствий;
• задержки с рассмотрением жалоб задержанных (арестованных) на правомерность содержания под стражей – несоблюдение разумных сроков;
• недопуск задержанного (арестованного) и (или) его адвоката к рассмотрению вопроса о правомерности задержания (ареста), о продлении меры пресечения, в том числе в рамках обжалования решения суда;
• нарушения процедуры задержания, в частности, неправомерное исчисление сроков с момента оформления документов, а не с момента фактического задержания;
• задержание на территории России иностранных граждан по запросу других государств, для высылки (выдворения).

Зачастую жалобы носят комплексный характер, и нарушения статьи 5 Конвенции дополняются нарушениями других норм.

*****

Толкования и разъяснения положений статьи 5 Конвенциипозволяют получить теоретическое и практическое представление об особенностях понимания и применения этой нормы.

Однако в рамках конкретного дела требуется более основательный подход – изучение всех обстоятельств дела в контексте возможного нарушения статьи 5 и отдельных ее пунктов. Нарушения могут проявляться по-разному. Есть типичные, они составляют основную массу жалоб.

Но есть и редкие, специфические, которые нуждаются в детальном анализе на применимость 5 статьи Конвенции. Все это – задачи, решаемые в рамках изучения дела, квалификации нарушений, подготовки жалобы и оценки ее перспектив.

• [drawing: Angus Mcdiarmid]
• (!) ПОДДЕРЖИТЕ ПРОЕКТ
• Если вы находите нашу работу полезной, то вы можете поддержать проект и отблагодарить автора, пройдя по этой ссылке

Недопустимое в демократическом обществе // ЕСПЧ обозначил пределы вмешательства в адвокатскую тайну

Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) определил границы вмешательства в деятельность адвокатов. В решении по жалобе пермских адвокатов суд признал нарушением ст. 8 Европейской конвенции по правам человека (о праве на уважение частной и семейной жизни, жилища и корреспонденции) изъятие компьютеров при обыске в офисе коллегии. Несмотря на то, что в совершении преступления подозревался только один адвокат, компьютеры забрали у всех. Подозревать остальных членов коллегии у следователей не было оснований, а защита адвокатской тайны не была надлежащим образом обеспечена, пришел к выводу суд. Действия следователей в данном деле ЕСПЧ назвал нарушающими то, что «допустимо в демократическом обществе».

Заявителями в ЕСПЧ выступили адвокаты коллегии «Бизнес и право» из Перми. В 2005 году в помещении коллегии следователи провели обыск в рамках уголовного дела по обвинению директора местного завода в даче взятки судебному приставу.

А одного из адвокатов коллегии подозревали в заключении фиктивного договора на оказание юридических услуг этому заводу. Все запрашиваемые во время обыска документы члены коллегии передали добровольно. Тем не менее, обыск продолжился и в отношении тех, кто заводу услуги не оказывал.

Компьютеры всех адвокатов были изъяты на неделю, а данные с них следователи скопировали.

По мнению авторов жалобы, следователи нарушили ст. 8 Европейской конвенции по правам человека о праве уважение частной и семейной жизни, жилища и корреспонденции — на компьютерах содержалась конфиденциальная информация о клиентах коллегии. Кроме того, обыскивать весь офис коллегии не было необходимости, ведь с заводом сотрудничал только один адвокат.

Нарушение ст. 8 Конвенции ЕСПЧ признал. При этом в решении суд обозначил пределы допустимого вмешательства в адвокатскую деятельность при обысках и изъятии данных. Для этого он предложил рассматривать несколько факторов. Во-первых, необходимо учитывать серьезность правонарушения, в связи с которым проводится обыск.

Для обыска адвоката нужны быть обоснованные подозрения в совершении правонарушения, а сам обыск должен проводиться после получения судебного разрешения. Также необходимо обращать внимание на процедуру обыска — необходимы независимые наблюдатели, которые могут подтвердить соблюдение адвокатской тайны.

Наконец, ЕСПЧ считает важным учитывать возможный ущерб репутации адвоката, подвергшегося обыску.

В деле «Бизнес и право» не все эти критерии были соблюдены. ЕСПЧ признал, что для изъятия компьютеров у адвокатов, не работавших с заводом, обоснованных подозрений не было. Кроме того при обыске не была надлежащим образом обеспечена сохранность адвокатской тайны.

Присутствовавшие при этом свидетели не были специалистами и не могли определить, какая из изымаемой информации была конфиденциальной.

В результате ЕСПЧ пришел к выводу, что следователей при обыске перешли границу того, что «допустимо в демократическом обществе» для достижения законности.

Компенсацию по этому делу РФ платить не должна, так как заявители не просили ее назначать, сказано в постановлении.

Статья 5 ГПК РФ. Осуществление правосудия только судами

(официальная действующая редакция ст. 5, полный текст статьи 5 ГПК РФ с ми)

Правосудие по гражданским делам, относящихся к компетенции судов общей юрисдикции, осуществляется только этими судами по правилам, установленным законодательством о гражданском судопроизводстве.

Комментарий к статье 5 ГПК РФ в действующей редакции

В Российской Федерации действуют федеральные суды, конституционные (уставные) суды и мировые судьи субъектов Российской Федерации, составляющие судебную систему Российской Федерации.

Принцип осуществления правосудия только судами общей юрисдикции выражается в том, что:

• когда спор рассматривается несколькими органами, в число которых входит суд, окончательное решение принимается судом; например, по трудовым спорам после комиссии по трудовым спорам решение по заявлению заинтересованного лица принимает суд;
• на суд возложена обязанность проверки законности в определенных пределах решений третейских судов в случае обращения за выдачей исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда;
• любое решение, принятое в административном порядке, может быть обжаловано в суд.

Закрепленный в статье 5 ГПК РФ принцип осуществления правосудия только судом общей юрисдикции характеризуется признаками (субъектом, объектом и спецификой процессуальной формы деятельности суда общей юрисдикции и др.

), позволяющими разграничить компетенцию суда общей юрисдикции и органов исполнительной и представительной власти, суда общей юрисдикции и других судов.

Кроме того, признаками, позволяющими определить компетентный на рассмотрение конкретного дела, после подачи искового заявления, суд общей юрисдикции, судебную инстанцию и конкретного судью, а также процессуальную форму рассмотрения дела.

Дополнительный комментарий к ст. 5 ГПК РФ

В ст. 5 ГПК РФ в новой редакции закреплен принцип осуществления правосудия только судами общей юрисдикции.

Принцип осуществления правосудия только судом общей юрисдикции в настоящих условиях имеет не только теоретическое, но и большое практическое значение.

Конституция Российской Федерации 1993 г. гласит, что правосудие в Российской Федерации осуществляется только судом. Судебная власть осуществляется посредством конституционного, гражданского, административного и уголовного судопроизводства.

Судебная система Российской Федерации устанавливается Конституцией Российской Федерации и Федеральным конституционным законом «О судебной системе Российской Федерации». Создание чрезвычайных судов не допускается (ст. 118 Конституции РФ).

Согласно ФКЗ «О судебной системе» правосудие в России осуществляется только судами, учрежденными в соответствии с Конституцией РФ и настоящим Федеральным конституционным законом. Создание чрезвычайных судов и судов, не предусмотренных настоящим Федеральным конституционным законом, не допускается.

Поскольку судебная система стала весьма сложной, включающей несколько ветвей судебной власти, а принцип осуществления правосудия только судом закреплен в Конституции как общий для судебной системы Российской Федерации в целом, то постоянно возникает вопрос о правомерности признания его в качестве отраслевого принципа.

В частности, можно ли говорить о принципе осуществления правосудия только Конституционным Судом Российской Федерации, о принципе осуществления правосудия только судом общей юрисдикции, о принципе осуществления правосудия только арбитражным судом.

Правильное его решение связано не только с разграничением компетенции каждого из них, но и с дифференциацией процессуальной формы защиты гражданских прав, а следовательно, и с укреплением гарантированного Конституцией РФ права граждан и организаций на судебную защиту.

Принцип осуществления правосудия только судами общей юрисдикции можно и надо рассматривать в качестве отраслевого наряду с другими принципами гражданского процессуального права.

В теории и практике при раскрытии содержания принципа осуществления правосудия только судом общей юрисдикции акцентируется все внимание на субъекте, уполномоченном законом на осуществление правосудия по делам, отнесенным законом к его ведению, на разграничении компетенции суда общей юрисдикции и органов исполнительной и представительной власти, суда общей юрисдикции и других указанных в Конституции Российской Федерации судов по рассмотрению и разрешению споров, а также на специфике процессуальной формы его деятельности.

Такой традиционный в процессуальной науке подход к пониманию сущности и содержания рассматриваемого принципа, безусловно, весьма важен. Никакой другой юрисдикционный орган не вправе осуществлять правосудие по делам, отнесенным законом к ведению суда общей юрисдикции, вместе с тем и суд общей юрисдикции вправе заниматься этой деятельностью только по указанным делам.

Суд общей юрисдикции — самостоятельный орган государственной власти, занимающий особое место в судебной системе. Единственный в Российской Федерации судебный орган, имеющий право рассматривать и разрешать в соответствии с ГПК РФ отнесенные законом к его ведению споры между гражданами, между гражданами и организациями.

Судьи судов общей юрисдикции назначаются на должность в порядке, установленном ст. 128 Конституции Российской Федерации, ст. 13 ФКЗ «О судебной системе», ст. 6 Закона «О статусе судей в Российской Федерации».

Только назначенные в установленном законом порядке судьи судов общей юрисдикции могут от имени государства выносить решения по спорам, отнесенным к исключительной компетенции этих судов.

Такие решения не вправе выносить ни судьи арбитражных судов, ни судьи Конституционного Суда Российской Федерации.

Суд общей юрисдикции имеет не только отличные от других судов систему (ст. ст. 20 — 22 ФКЗ «О судебной системе»), задачи (ст. 2 ГПК), но и процессуальную форму деятельности.

Правосудие — это деятельность, осуществляемая жестко по правилам, установленным федеральным законом. Эти правила разрабатываются с учетом специфики деятельности каждого конкретного суда, действующего в рамках судебной системы федеральных судов Российской Федерации в конкретных условиях.

Урегулированная законом специфика деятельности суда общей юрисдикции обеспечивает прежде всего надежные гарантии прав граждан и организаций на судебную защиту в гражданском процессе.

При рассмотрении и разрешении гражданских споров ни один из юрисдикционных органов (ни Конституционный Суд Российской Федерации, ни арбитражный суд, ни третейский суд, ни органы исполнительной власти) не вправе использовать процессуальную форму защиты права, установленную законом для системы судов общей юрисдикции.

Наличие у системы судов общей юрисдикции процессуальной формы деятельности сейчас закреплено в ст.

1 ГПК, в которой указано, что порядок гражданского судопроизводства в федеральных судах общей юрисдикции определяется Конституцией Российской Федерации, Федеральным конституционным законом «О судебной системе Российской Федерации», настоящим Кодексом и принимаемыми в соответствии с ними другими федеральными законами, порядок гражданского судопроизводства у мирового судьи — также Федеральным законом «О мировых судьях в Российской Федерации».

Правосудие, осуществляемое системой судов общей юрисдикции, имеет свой предмет деятельности — исковые дела с участием граждан, организаций, органов государственной власти, органов местного самоуправления о защите нарушенных или оспариваемых прав, свобод и законных интересов, по спорам, возникающим из гражданских, семейных, трудовых, жилищных, земельных, экологических и иных правоотношений и иные дела, отнесенные законом к ведению судов общей юрисдикции.

Итак, если проблему содержания принципа осуществления правосудия только судом общей юрисдикции рассматривать, используя традиционные подходы, то его содержание составляют следующие взаимосвязанные положения:

1. только суды общей юрисдикции, созданные в предусмотренном законом порядке и с целью разрешения дел, отнесенных законом к их ведению, могут осуществлять правосудие;
2. только суды общей юрисдикции вправе (и обязаны) осуществлять свою специфическую деятельность в гражданской процессуальной форме — в порядке, установленном нормами гражданского процессуального права. Эта форма не может быть использована другими юрисдикционными органами при рассмотрении и разрешении дел;
3. только суды общей юрисдикции могут осуществлять правосудие по делам, отнесенным федеральным законом к их ведению.

По этим признакам судопроизводство в судах общей юрисдикции отличается, например, от конституционного судопроизводства, а конституционное судопроизводство — от судопроизводства в судах общей юрисдикции и арбитражных судах. На это правильно обратил внимание Конституционный Суд Российской Федерации в Постановлении от 16 июня 1998 г. по делу о толковании отдельных положений ст. ст. 125, 126 и 127 Конституции Российской Федерации.

Приведенные ранее положения о принципе осуществления правосудия только судом общей юрисдикции имеют значение и для правоприменительной практики и выражаются вовне чаще всего при решении вопросов о подведомственности споров конкретному суду судебной системы. Это наглядно можно проследить на примере цитированного нами Постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 16 июня 1998 г. N 19-п.

Но такая характеристика принципа осуществления правосудия только судом общей юрисдикции в настоящих условиях становится неполной, односторонней и не позволяет всесторонне изучить и понять его сущность.

Раскрытие принципа осуществления правосудия только судом 

Исследуя содержание этого принципа, нужно и необходимо раскрывать и вторую, «внутреннюю» его сторону, прямо связанную с реализацией гражданами и организациями права на судебную защиту и потому не менее значимую.

Право на осуществление правосудия закон закрепляет не только за каждым из указанных в ст. 4 ФКЗ «О судебной системе» судов, понимаемых в качестве самостоятельных и сложных по составу систем, но и за каждым конкретным судом, составляющим эту систему, за каждой инстанцией того или иного суда, конкретным судьей, уполномоченными законом на рассмотрение возникшего спора.

Каждый суд системы судов общей юрисдикции, каждая его инстанция, судья той или иной инстанции характеризуются особым порядком наделения полномочиями на осуществление правосудия, специфическим содержанием этих полномочий, имеют установленную законом компетенцию, объект и установленную законом процессуальную форму деятельности.

Например, порядок назначения на должность судьи Верховного Суда Российской Федерации и требования, предъявляемые законом к лицу, претендующему на эту должность, отличаются от порядка назначения на должность судьи суда субъекта Российской Федерации или районного судьи и требований, предъявляемых законом к ним.

Порядок рассмотрения дел в первой инстанции существенно отличается от порядка их рассмотрения Президиумом Верховного Суда Российской Федерации.

Судья Верховного Суда Российской Федерации не вправе вместо районного судьи рассматривать по первой инстанции дело, отнесенное законом к ведению районного суда, а судья районного суда — дело, подсудное Верховному Суду Российской Федерации.

Суд кассационной инстанции не вправе рассматривать апелляционные жалобы на решения мировых судей, а суд апелляционной инстанции — кассационные жалобы на решения районных судов.

Рассмотрение и разрешение дела некомпетентными судом системы судов общей юрисдикции, судебной инстанцией, судьей — основание для отмены решения, определения.

Закрепленный в законе принцип осуществления правосудия только судом общей юрисдикции гораздо богаче по содержанию и характеризуется не только признаками (субъектом, объектом и спецификой процессуальной формы деятельности суда общей юрисдикции и др.

), позволяющими разграничить компетенцию суда общей юрисдикции и органов исполнительной и представительной власти, суда общей юрисдикции и других указанных в Конституции Российской Федерации судов, но и признаками, позволяющими определить компетентный на рассмотрение конкретного дела суд общей юрисдикции, судебную инстанцию, судью «внутри» системы судов общей юрисдикции, и процессуальную форму рассмотрения дела «внутри» судебной системы.

Вторая, «внутренняя» сторона принципа осуществления правосудия только судом общей юрисдикции в практическом отношении не менее значима и является надежной гарантией судебной защиты прав граждан и организаций в гражданском процессе.

В законодательстве и в практике она проявляет себя через институт подсудности, правила, закрепляющие невозможность рассмотрения дела судебной инстанцией, созданной с нарушением федерального закона, недопустимость повторного участия судьи в рассмотрении того же дела, недопустимость рассмотрения дела судьей нижестоящего суда дел, отнесенных к компетенции вышестоящего, недопустимость рассмотрения дела судьей, чьи полномочия истекли, через установленные в законе запреты на принятие решения судьями, которые не входили в состав суда, рассматривающего дело, и на подписание решения судьями, которые не указаны в решении.

Общие положения ГК РФ: ВС РФ разъясняет

Недавно было официально опубликовано очень важное постановление Пленума ВС РФ, в котором разъяснено применение судами раздела I «Общие положения» части первой ГК РФ.

В документе закреплены выводы, наработанные судебной практикой (например, о том, что нельзя отказать в иске о возмещении убытков, если не доказан их точный размер).

Кроме того, расширена инициатива судов, просматривается уход от формального равенства и продвижение к справедливости. ­Разберем наиболее важные выводы, сделанные ­Пленумом ВС РФ.

В последний день июня было опубликовано знаковое постановление Пленума ВС РФ от 23.06.2015 № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации» (далее – Постановление). Рассмотрим и прокомментируем наиболее важные положения этого ­документа, а также расскажем, как они отразятся на работе компаний.

Постановление посвящено толкованию поправок ГК РФ, принятых в 2013–2014 годах. С тех пор прошло уже достаточно времени, и суды успели выработать определенные позиции по рассмотренным Пленумом ВС РФ вопросам.

Поскольку при разработке изменений ГК РФ учитывались и выводы судов, в том числе ВАС РФ, по многим проблемам практика сложилась уже достаточно определенная.

Вместе с тем некоторые ­положения ГК РФ, внесенные ­поправками, ­выражены недостаточно ­определенно.

Особое внимание уделено принципу добросовестности, полномочиям судов и положениям о возмещении убытков.

Отметим, что разъяснения по последнему блоку изменений, которые вступили в силу 1 июня 2015 г., в Постановление не вошли.

Постановление охватывает нормы части I ГК РФ по самым разно­образным вопросам:

• основные положения;
• физические лица;
• юридические лица;
• объекты гражданских прав;
• защита нематериальных благ;
• общие положения о сделках;
• недействительность сделок;
• решения собраний;
• представительство и доверенность.

Что такое добросовестность?

В п. 1 Постановления Пленум ВС РФ дает разъяснения по вопросам добросовестного поведения участников гражданских правоотношений.

Прежде всего, Пленум ВС РФ указал, что законы, содержащие нормы гражданского права, толкуются в системной взаимосвязи с принципом добросовестности участников гражданского оборота (п. 3 ст. 1, п. 5 ст. 10 ГК РФ). Разъяснения раскрывают добросовестность через должное поведение, т.е.

такое, на которое другая сторона вправе рассчитывать (например, полное и достоверное информирование контрагента об ­обстоятельствах, имеющих значение для складывающихся ­правоотношений).

Вместе с тем понятие добросовестности охватывает не только поведение, но и состояние. Например, наличие у лица информации о юридически значимых фактах. Так, согласно абз. 2 п. 2 ст. 51 ГК РФ лицо, полагающееся на данные ЕГРЮЛ, вправе исходить из того, что они соответствуют действительности; п. 1 ст.

302 ГК РФ содержит правила истребования имущества у приобретателя, который не знал и не мог знать о том, что приобрел имущество у лица, которое не имело право его отчуждать.

Поэтому толкование термина добросовестности, предложенное Пленумом ВС РФ, дает некоторые шансы вывести из-под него случаи ­недобросовестности, не охваченные одним только поведением.

Недобросовестность может определить суд

Добросовестность участников гражданского оборота играет очень важную роль для принятия объективных решений судами. Ведь на практике случается, что в ходе судебного процесса выявляются факты, ­указывающие на недобросовестность не только ответчика, но и самого истца.

Обычно сторона процесса признается судом недобросовестной по заявлению оппонента. Теперь судам предписано занимать активную позицию, если просматривается «очевидное отклонение» действий стороны от добросовестного поведения.

Суд должен вынести на обсуждение обстоятельства, явно свидетельствующие о таком поведении, чтобы стороны могли изложить свои доводы.

В качестве примера можно привести мелкий шрифт некоторых условий договора по сравнению со всем остальным текстом.

Интересно, что Пленум ВС РФ употребил фразу «очевидное отклонение». Возникает вопрос, как быть в случае неявного злоупотребления правом. Видимо, в такой ситуации по своей инициативе суд не должен выносить на обсуждение данный вопрос. Это может сделать истец или ответчик.

Отметим, что при таком подходе может оказаться нарушенным принцип состязательности процесса, когда стороны несут риск последствий совершения или не совершения процессуальных действий (ч. 2 ст. 9 АПК РФ).

Если одна из сторон действует недобросовестно, а оппонент ничего не заявляет по этому поводу, то именно он должен принимать риски наступления неблагоприятных последствий, связанных с таким поведением.

И чтобы не нарушать принцип состязательности, Пленум ВС РФ ограничил предел вмешательства суда только явным ­злоупотреблением правом.

Но даже в случае очевидного отклонения от добросовестного поведения преградой дальнейшей активности суда будет заявление сторон о том, что они не видят недобросовестности в поведении друг друга.

Возможна ситуация, когда суд вынесет вопрос о добросовестности на обсуждение, но ни одна сторона не представит доказательств, подтверждающих злоупотребление правом одной или обеими сторонами процесса.

В таком случае признавать факт недобросовестности недопустимо во ­избежание нарушения принципа состязательности.

Последствия недобросовестности

Если недобросовестное поведение стороны будет установлено и доказано, суд имеет право полностью или частично отказать ей в защите принадлежащего ей права или применить иные меры защиты другой стороны от недобросовестного поведения, предусмотренные законом (п. 2 ст. 10 ГК РФ). Но в Постановлении опущена фраза «предусмотренные законом», т.е. Пленум ВС РФ допускает возможность применения нижестоящими судами мер, не предусмотренных ни одним ­нормативным правовым актом.

Пределы вмешательства

Вне зависимости от того, как обвиняемый подпал под юрисдикцию суда С начала 50-х гг.

прошлого века цивилизованные страны мира – бывшие участники Второй мировой войны – установили курс на всеобщую мировую интеграцию прежде всего экономических, политических, мультикультурных отношений, построение единого правового поля между государствами в целях предотвращения повторения событий, связанных с пережитой войной.

Дальнейшее развитие глобализационных процессов не может не затронуть и суверенитета государств.

Сказанное позволяет выделить ряд ключевых проблем взаимосвязанных между собой международного права и международного уголовного процесса: 1) ограничение внутренней независимости государств; 2) обязанность защищать своих граждан, проживающих не только в границах этих государств, но и за их пределами; 3) процессуальные способы защиты граждан, в отношении которых было совершено преступление иностранными гражданами, вне зависимости от юрисдикции государства, где это произошло; 4) процессуальные способы защиты граждан, подпавших под юрисдикцию иностранных государств, предъявивших им обвинение в совершении преступления.

Указанный принцип считается одним из самых противоречивых, поскольку в соответствии с ним суд может осуществлять свою юрисдикцию над обвиняемым вне зависимости от того, как этот обвиняемый подпал под юрисдикцию суда1.

Действие принципа male captus bene detentus в странах общего права

Этот принцип активно применяется в странах общего права. Так, одним из старейших прецедентов считается «Дело Сюзанны Скотт» 1829 г.2 Сюзанне Скотт, находившейся в Англии, было предъявлено обвинение в лжесвидетельстве. Лорд – главный судья выдал ордер на ее арест английскому офицеру полиции.

Задержана обвиняемая была в Брюсселе, где обратилась в посольство с просьбой об оказании ей правовой помощи. Она получила отказ и была доставлена в Англию. Суд Лондона приговорил Скотт к тюремному заключению. Подсудимая потребовала ее отпустить, ссылаясь на принцип habeas corpus. Судья просьбу Сюзанны Скотт отклонил. Примечательна позиция судьи по этому вопросу.

По его мнению, если лицу предъявлено обвинение в стране пребывания, суд обязан принять все меры, чтобы данное лицо было ответственно перед правосудием, или должен рассматривать обстоятельства, при которых это лицо было доставлено в суд. «Я думаю и продолжаю думать, что мы не можем их расследовать. Если обжалуемые действия (задержание, арест. – Л.Ш.

) проводились вопреки законам иностранного государства, то государство может подать иск о нарушении внутреннего законодательства»3.

Указанный пример демонстрирует рассуждения о male captus bene detentus в международно-правовом контексте с той позиции, что незаконное задержание не ставит под угрозу отправление правосудия в другом государстве, так как это обстоятельство не относится к компетенции суда4.

Как отмечают некоторые исследователи, судья должен предать юрисдикции иностранного государства обвиняемое лицо лишь в том случае, если это государство направило запрос об его экстрадиции5.

Если же явная воля государства на возвращение в свою юрисдикцию обвиняемого не подтверждается, то нарушение государственного суверенитета не станет препятствием для судебного разбирательства. Указанная позиция оказывала свое воздействие и на другие судебные решения как английских судов, так и судов США вплоть до второй половины XX в.

Стоит отметить, что подобные пределы судебного разбирательства четко определяли компетенцию суда по данной проблеме (bene detentus), устанавливали процедуру рассмотрения указанных дел, относя вопросы нарушения юрисдикции иностранных государств к компетенции руководителей этих государств и стран, в которых были осуждены их граждане (male captus).

C течением времени международный принцип male captus bene detentus стал использоваться в судебной практике не столь категорично. В частности, перед судьями США возникала дилемма о соотношении указанного принципа с соблюдением основных прав и свобод человека и гражданина6. В качестве примера следует привести такие дела, как «США против Рассела»7, «Тоскано против США»8 и т.п. Анализ указанных судебных решений приводит к выводу, что непозволительно использовать принципы надлежащего судебного разбирательства исключительно в угоду правительственным интересам, целью которых служит осуждение граждан иностранных государств.

Удивительно, что, рассматривая в динамике принцип male captus bene detentus в системе прецедентного права США, можно заметить: наибольшее распространение получил именно male captus.

Так, показательно дело «Новая Зеландия против Хартли»9, который обвинялся в убийстве. Обстоятельство преступления полиция узнала от предполагаемого пособника обвиняемого.

Находясь тем временем в Австралии, Хартли был задержан местной полицией по представлению сотрудников правоохранительных органов Новой Зеландии для его доставки в суд Велингтона.

Доводы стороны защиты по поводу отмены обвинительного приговора сводились к тому, что арест и доставка обвиняемого в Новую Зеландию были совершены с нарушением законодательства о выдаче подозреваемых, обвиняемых в совершении преступления и принципов надлежащего судебного разбирательства.

Судья подобные доводы отклонил, аргументируя следующим: «В настоящем случае все соответствующие законодательные меры были беспечно проигнорированы полицией в обеих странах. Ничего не было предпринято, чтобы получить законное разрешение на его арест.

Тем не менее существует вероятность того, что полиция Новой Зеландии не смогла бы получить ордер на его экстрадицию, прежде чем он уедет в Мельбурн. Следовательно, запрос об аресте и доставке подсудимого по телефону (то есть не процессуально. – Л.Ш.

) может использоваться в качестве разрешения на доставку Хартли в суд Новой Зеландии»10.

Таким образом, в отличие от российской системы правосудия, в соответствии с которой существенное нарушение норм уголовно-процессуального законодательства ведет к отмене судебного решения, в том числе приговора, судебные системы Англии и США позволяют при определенных обстоятельствах (в данном случае – ссылаясь на предположения) оставить приговор без изменения.

Использование доктрины «негативных последствий»

С учетом того что единой практики разрешения дел, связанных с незаконным арестом и экстрадицией, в прецедентной системе США не наблюдается, у правоприменителей появилась возможность выйти из подобного правового тупика путем использования доктрины «негативных последствий», в соответствии с которой суды США имели юрисдикцию в делах, в которых действия третьих лиц, находящихся за рубежом, оказывали негативный эффект на коммерцию или граждан в США11. Например, в деле В. Бута – гражданина РФ, по мнению стороны обвинения, подсудимый, занимаясь продажей оружия, мог быть причастен к «преступному сговору с целью убийства граждан США» и «представлять угрозу безопасности США». Вопреки международным принципам и законам, регламентирующим порядок экстрадиции, суд Таиланда (место пребывания В. Бута, обвиняемого правоохранительными органами США в преступном сговоре с целью убийства граждан США, преступном сговоре с целью убийства лиц, находящихся на американской госслужбе, преступном сговоре с целью приобретения и продажи зенитных ракет, преступном сговоре с целью поставок оружия террористическим группировкам) выдал его США, несмотря на два решения уголовного суда Таиланда, который признал вину В. Бута недоказанной. Данное уголовное дело показывает взаимодействие доктрины «негативных последствий» (предположение органов следствия о представляемой угрозе безопасности США и ее гражданам) и принципа male captus bene detentus (незаконная экстрадиция в США), которое выражается в том, что доктрина обосновывает применение указанного принципа. Таким образом, судебная система США в настоящее время в приоритет ставит не соблюдение международных норм об экстрадиции, а «национальные интересы США».

Рассматриваемые правовые конструкции приводятся в деле российского летчика К. Ярошенко, арестованного в Либерии по обвинению в подготовке к транспортировке крупной партии кокаина и переданного в юрисдикцию США. «Арест Ярошенко стал первым случаем, когда американские спецслужбы захватили на территории третьей страны российского гражданина и тайно вывезли в США»12. Ссылаясь на унижающие человеческое достоинство условия содержания в тюрьме, пытки, некачественное медицинское обслуживание, К. Ярошенко обратился с просьбой к Президенту Российской Федерации о его передаче в юрисдикцию России в соответствии с Европейской конвенцией о выдаче от 13 декабря 1957 г. Вопрос о передаче К. Ярошенко в Россию для отбывания наказания по сей день остается неразрешенным13.

Применение принципа male captus bene detentus в России

В российской системе правосудия рассматриваемый принцип, по мнению некоторых исследователей, применен в ставшем прецедентным деле Н. Савченко.

По версии российского следствия, участвуя в боевых действиях на востоке Украины в составе батальона «Айдар», Н.

Савченко определила координаты группы журналистов и передала их украинским силовикам. В дальнейшем с использованием именно этих координат был произведен минометный обстрел, вследствие которого журналисты погибли14. По версии защиты Н.

Савченко, она была насильственно вывезена с территории Украины для передачи в юрисдикцию России.

Частью 2 ст. 1 Федерального закона от 25 октября 1999 г. № 190-ФЗ «О ратификации Европейской конвенции о выдаче, дополнительного Протокола и второго дополнительного Протокола к ней» установлено, что Российская Федерация в соответствии с п. 3 и 4 ст.

2 этой Конвенции оставляет за собой право не выдавать лиц, выдача которых может нанести ущерб ее суверенитету, безопасности, общественному порядку или другим существенно важным интересам (что согласуется с ранее приведенной доктриной «негативных последствий»).

В данном случае российскому суду не предоставлялись достаточные гарантии того, что обвиняемая предстанет перед судом на территории Украины и понесет соответствующее наказание за совершенное преступление15.

Следовательно, согласно принципу универсальной юрисдикции, Российская Федерация должна была провести полноценное расследование обстоятельств данного дела и вынести процессуальное решение о виновности или невиновности Н. Савченко.

К тому же принцип невмешательства в деятельность суда означает в том числе, что запросы о выдаче, поступающие от иных государств16, не связанных прямо или косвенно с данным уголовным делом, рассматриваются как давление на судебную систему и удовлетворению не подлежат.

Напомню, в соответствии с ч. 3 ст. 12 УК РФ государство имеет право преследовать иностранцев за преступления против своих граждан, совершенные за рубежом, что не противоречит международному принципу пассивной персональной уголовной юрисдикции.

Возможен и иной вариант решения данного дела. Известно, что обвинение Н.

Савченко было предъявлено Управлением по расследованию преступлений, связанных с применением запрещенных средств и методов ведения войны, СК РФ. Доказано, что преступление было совершено на территории ведения боевых действий в отношении мирных граждан (журналистов), следовательно, судебное разбирательство относится к компетенции Международного уголовного суда.

Учитывая убедительную позицию некоторых исследователей17 о переносе рассмотрения дела Н. Савченко в МУС, стоит обратить внимание на следующее обстоятельство. Российская Федерация подписала Римский статут 13 сентября 2000 г., однако еще не ратифицировала его и, таким образом, государством – участником Международного уголовного суда не является.

Данное положение касается и Украины, которая тоже не ратифицировала положения статута.